БУДУЩИЙ ЧЧЧЧЧЕЛОВЕК
Отвела сегодня сына в сад и топаю к дому. Иду, ни о чём не думаю, не тороплюсь, утро такое светлое, ветерок тёплый и жизнь вообще чертовски хорошая штука.
На площадке гуляет бабушка с мальчуганом лет двух. У него тоже ветерок тёплый и утро светлое, он визжит, прыгает в мокрый снег, радостно бьёт ладошками по заснеженным еловым лапам и заливисто хохочет.
Однако у бабушки утро явно не задалось. Ещё лет 20 назад. Она громко возмущается каждым действием внука: да куда ж ты лезешь, вымажешься весь, придём как свиньи домой! И не ори ты так! Васька! Ты что, не слышишь, оглох на оба уха? Вот ведь бестолковый ребёнок! Да на что тебе эта ёлка? Никакого сладу с ним нету! И что ж нам такой мальчик достался?! Вот отдам тебя тёте!
Васька настораживается и поворачивает своё испуганное личико ко мне, потому что поблизости никаких других тёть не наблюдается.
-Я чужих детей не забираю! — громко сообщаю я Ваське, зло зыркаю на бабушку и шагаю дальше.
Честно говоря, забрать его в этот момент мне хочется больше всего на свете. Схватить двумя руками и бежать от этой злыдни. Спрятать. Отогреть. Забросать ласковыми словами. Рассказать, какой он замечательный и что жизнь вообще чертовски хорошая штука.
Но так нельзя. И даже нельзя прочитать лекцию этой бабушке о правилах общения с детьми. Просто потому, что я сама не люблю советов. Особенно про воспитание. Я хмурюсь и иду дальше, и утро тоже начинает сразу хмуриться.
У дома завожу машину, выхожу счистить снег и слышу строгий голос мужчины из припаркованного рядом бмв:
-Ярослав Владимирович, куда это Вы пошли?
Я кручу головой, стараюсь делать это как бы непринуждённо, типа я совсем не интересуюсь, но Ярослава Владимировича, хоть убей, не вижу.
-Аааа, Вы собираетесь облизнуть мусорку… Очччень хорошо, — продолжает мужчина игриво-строгим голосом.
Я отбрасываю показную непринуждённость и вытягиваю шею — мне срочно надо увидеть Ярослава Владимировича, облизывающего мусорку. Мужчина отходит от машины, и я вижу, что рядом с ним бежит розовощекий сорванец, действительно посягающий на рядом стоящую урну. Отец улыбается ему. И мне. И утру. И ветру. И снегу. И даже урне. Берёт ручку сына в свою и идёт к дому:
-Мусорку надо облизывать только с папой и только, если голодный. А я сегодня уже завтракал. А ты завтракал? Да, очччень вкусная каша у мамы. Вкусней мусорки… — повествует он, характерно растягивая чччч…
Я сажусь в машину и думаю, о том, что жизнь у Ярослава Владимировича и Васьки будет одинаково сложная, с разными перипетиями, депрессиями и кризисами. Но вот куда каждый из них пойдёт в момент кризиса — к людям или к бутылке — закладывается сегодня, в это самое утро, где-то здесь, между еловыми ветками и грязной мусоркой.
И верится, что Ярослав Владимирович вырастет чччччеловеком. Просто потому, что его уважают уже сегодня. В это светлое утро. И он уже в курсе, жизнь — чертовски хорошая штука.
Лёля Тарасевич
